Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигр - Страница 24

— Не верю, что ты сделал это, Льот.

Льот приподнялся и хотел было ответить Лейкни, но она положила руку ему на грудь и проговорила:

— Известно мне, что не по моей вине ты был так грустен и молчалив после возвращения своего из Норвегии, и не обо мне ты думал денно и нощно. Но не знаю я ничего о твоей печали или о том, что произошло между тобой и Оддом.

Льот ответил:

— Хотелось бы мне, Лейкни, чтобы была ты довольна своим замужеством. И всегда я старался удовлетворять твои желания. Но если уж и скрываю я что от всех, то значит, тяжело мне, и не стоит тебе расспрашивать меня больше.

Она хотела что-то сказать, но тут увидела в изножье кровати плащ, который Вигдис подарила Ветерлиде, схватила его и бросила на пол. И крикнула:

— В десять раз больше думаешь ты о той норвежской девушке, которая, как говорят, отвергла тебя, чем обо мне. Хотя всегда я старалась угодить тебе во всем.

Льот вскочил с постели и хотел поднять плащ, но Лейкни оказалась проворнее и успела первой схватить плащ и подбежала к очагу, чтобы бросить его в огонь. Льот захотел отобрать плащ, но Лейкни вцепилась в него обеими руками и не отпускала. Тогда он стиснул ей запястья с такой силой, что Лейкни вскрикнула, но плащ не выпустила, и Льоту пришлось стукнуть ее кулаком по рукам. Тогда Лейкни разжала пальцы, села на пол и заплакала. А Льот схватил плащ и отошел.

Лейкни вышла во двор и села на порог. Она все плакала, закрыв лицо руками, и даже не заметила, как к ней подошла мать.

Гудрун спросила, что с ней случилось, но Лейкни отвечала, что ничего. Но Атле вышел из дома и сказал:

— Она плачет, потому что ее муж сильно ударил ее — около очага.

— Это неправда, — быстро проговорила Лейкни, но Гудрун не послушала ее и пошла в дом. На полу в доме сидел Лютинг и плакал, потому что его отец слишком жестоко обошелся с его матерью. Гудрун пришла в ярость и крикнула Льоту:

— Мой первый муж, Эгиль, знал, что нельзя меня бить, потому что когда он ударил меня, я сбежала, а сам он умер, когда отказался вернуть мне мою усадьбу. И с тех пор ни Лютинг, ни Ветерлиде не поднимали на меня руку.

— Успокойся, мама, — стала успокаивать ее Лейкни, — и не бил меня вовсе Льот, а просто толкнул на пол, и сама я начала эту ссору.

Тут к ней вышел Льот — он не обращал внимания на Гудрун, но наклонился к жене и сказала:

— Плохо я с тобой обошелся, моя Лейкни, и права ты, когда говорила, что всегда старалась угодить мне во всем.

Лейкни вновь заплакала, закрыла лицо платком и убежала в дом.

Льот пошел за ней, и недолго они пробыли в доме, но когда вышли, Лейкни больше не плакала, а шла рядом с Льотом и выглядела счастливой.

На следующий день они уехали домой. Предполагалось, что они останутся подольше, и Гудрун хотела, чтобы дочь ее осталась на все лето, до самых родов, и было бы лучше — по многим причинам — Льоту сейчас побыть одному, без жены и сына. Но они оба — и Лейкни, и Льот — решили отправиться домой в Скомедал. Ветерлиде и Гудрун предложили взять на воспитание Лютинга, чтобы рос он вместе с их Атле, который был всего лишь на год старше. Льот и Лейкни согласились.

И они уехали домой.

И все по дороге было хорошо, но в последний день пути они спускались по склону горы. Работники ехали впереди, а Льот спешился и вел на поводу лошадь Лейкни. Его конь шел за ними следом. Была ненастная погода, и вскоре пошел снег, а ветер дул прямо в лицо. Лейкни сказала Льоту:

— Я думала все это время о том, что сказал ты мне в Холтаре. И если правда то, что больше всего тебя удручает отказ, который получил ты в тот раз, то должен ты утешиться тем, что мы сами предложили тебе взять меня в жены и что была эта удачная женитьба и люди много говорили об этом.

— Не удручает меня это, — ответил Льот, — но ты должна понять, что не нравится мне, когда сыновья Бейне и их люди напоминают мне о том случае.

— Не понимаю, — сказала она через некоторое время, — почему ты так бережешь этот плащ, если не думаешь ты больше о той, что сшила его?

— Он подходит мне, — отвечал Льот.

Снег залеплял им глаза и рот, и они долгое время ехали молча. Но когда снегопад стал утихать, Лейкни вновь спросила:

— Она была красивее меня, та норвежка?

— Нет, — ответил Льот и посмотрел прямо перед собой. — Многие бы сочли тебя красивее.

— Может, она была богаче? — не унималась Лейкни.

— Думается, что по богатству вы равны, — отвечал Льот.

— И тем не менее, она тебе милее меня, — с неудовольствием заметила Лейкни. — Чем же так прельстила она тебя?

— Думаю, тем, — усмехнулся Льот, — что задавала намного меньше вопросов, чем ты.

Тут Лейкни наклонилась вперед, чтобы посмотреть на Льота, — и замерла: лицо его было серее камня. И прошло долго времени, прежде чем они заговорили.

Когда они спустились в долину, снегопад совсем прекратился. Перед ними были торфяные болота.

Льот отдал поводья Лейкни и собирался уже сесть на своего коня, когда она осторожно сказала:

— Обещаю тебе, что никогда больше не заговорю об этом с тобой. Но прошу тебя напоследок — скажи мне ее имя.

Льот постоял, прислонившись к боку лошади, и долго ничего не говорил, а потом медленно произнес, не глядя на жену:

— Вигдис.

После этого он сел на лошадь. И они долго ехали рядом, ничего не говоря. Но Лейкни была грустна и молчалива, когда они наконец приехали домой. И была она такой до осени, пока не родила сына. Льот окропил сына водой и дал ему имя Гицур. После этого Лейкни стала больше походить на себя.